«Вот сейчас мама Сашеньку оденет, сейчас возьмет на ручки»,
— такое обращение к ребенку можно услышать почти в
каждой
семье, где есть малыш. Это как бы некая традиция,
согласно
которой принято обращаться к ребенку в третьем лице.
И сам
малыш говорит о себе так же: «Дай Маше чаю», «Катя
хочет яичко»,
«Возьми Наденьку на ручки».
Считается, что такая форма обращения самая
подходящая, потому
что осознание себя как личности, человека, который
может сам
что-то хотеть, происходит у ребенка только к концу
третьего
года жизни. В этом возрасте ребенок впервые
понимает, что
это именно он, а не какой-то там Вася, совершает то
или иное
действие, и выражается это в том, что он начинает
говорить
о себе в первом лице: «Я бегаю», «Дай мне». Это
возраст, когда
ребенок говорит о себе «Я», «Я сам!» и усиленно
отстаивает
свою самостоятельность и независимость. Этот возраст
называют
«первым трудным возрастом», потому что в это время
появляется
упрямство, чрезмерное отставание собственных
позиций, непослушание,
капризы. Вероятно, у ребенка в это время происходит
некая
ломка самосознания, в результате которой он
понимает, что
«ребенок Вася — это я».
И вот возникает вопрос, а не под влиянием ли
взрослых ребенок
в первые годы своей жизни говорит о себе как бы со
стороны?
Ведь это они, взрослые, называли его по имени,
причем именно
когда говорили о его желании и действиях: «Дать Кате
яблоко?»,
«Катя пойдет гулять», и, что еще важнее, подавали
ему пример,
говоря так о самих себе (ведь известно, что ребенок
учится
говорить, слушая, как говорят взрослые): «Сейчас
мамочка оденется
и покормит Петю», «Маме надо работать». И вот уже
сам ребенок
говорит смешные «детские» фразы: «Кате надо
погулять», «Кате
надо дать яблоко». (Слово «надо» в детской речи
присутствует
очень часто, потому что так, как правило, говорят
родители
о самих себе.)
Однако дети слышат, что взрослые между собой
говорят иначе,
чем с ними, и постепенно переходят на «взрослый»
язык. Неизвестно
только, проходит ли эта ломка без последствий.
А что если взрослые совсем откажутся от
умилительных обращений
к ребенку по имени и станут говорить с детьми
нормально? В
одной семье именно так и было принято: к детям, даже
самым
маленьким, обращались как ко всем остальным членам
семьи.
Ребенку никогда не говорили: «Мама Сашу оденет», а
обращались
так: «Сейчас я тебя переодену, тогда ты будешь
играть» и т.
д. И в результате ни один из шести детей трех
поколений этой
семьи никогда не называл себя по имени, нарушая
общеизвестный
закон: ребенок сначала говорит о себе в третьем
лице, и лишь
потом, с развитием самосознания, говорит о себе «я».
В этой
семье (и в других подобных семьях) не было признаков
так называемого
«кризиса трех лет») отмеченного упрямством,
негативизмом,
демонстративным, подчеркнутым употреблением слова
«я» («Нет,
это я сделаю!», «Я сам приду!»). Хотя в остальном
детей здесь
растили вполне традиционно: не особенно поощряли их
самостоятельность,
всячески опекали) во многом ограничивали. Не было
только обращения
к ним в третьем лице...
Видимо, в результате этого становление самосознания
у ребенка
происходит раньше (ведь он уже с самого начала
говорит о себе
как о личности, называя себя «я»). Надо сказать, что
в норме
ребенок должен начать себя называть «я» не позже
трех лет,
в противном случае можно предположить умственную
отсталость
(кстати, психически больные взрослые называют себя
по имени:
«Петя хочет гулять», «Миша хочет яблоко» и т. п.).
Норма есть норма, и, конечно, совсем не обязательно
любое
раннее развитие говорит о том, что ребенок —
вундеркинд в
том или ином смысле. Однако в упомянутой мною семье
все дети
выросли очень независимыми, общительными, уверенными
в себе
людьми, не боящимися жизни. У них было глубокое
чувство собственного
достоинства, что очень ощущалось всеми окружающими
их людьми.
Принято считать, что ребенку легче ориентироваться в
том,
«кто есть кто», если он часто слышит, как мама
называет себя
«мамой», папа — «папой», а его самого называют по
имени, даже
когда о чем-то спрашивают («Что у Васеньки болит?»,
«Вася
хочет кутать?»). Но не происходит ли обратное, не
создают
ли взрослые ситуацию чрезмерной психологической
нагрузки)
обращаясь к ребенку и называя себя в третьем лице?
Особенно
если в употреблении только такое обращение. Не
обусловливает
ли это в какой-то мере и первый «трудный» возраст,
который
иначе проявлялся бы в более приемлемой форме?
Мы недооцениваем наших детей, наделяя их порой
способностями,
характерными для животных и совсем больных людей. И
не стоит
ли если и не исключить полностью обращение к ребенку
в третьем
лице, то хотя бы использовать также и другие
варианты?
|