«Вот сейчас мама Сашеньку оденет, сейчас возьмет на ручки», 
 — такое обращение к ребенку можно услышать почти в 
каждой 
 семье, где есть малыш. Это как бы некая традиция, 
согласно 
 которой принято обращаться к ребенку в третьем лице.
 И сам 
 малыш говорит о себе так же: «Дай Маше чаю», «Катя 
хочет яичко», 
 «Возьми Наденьку на ручки». 
  Считается, что такая форма обращения самая 
подходящая, потому 
 что осознание себя как личности, человека, который 
может сам 
 что-то хотеть, происходит у ребенка только к концу 
третьего 
 года жизни. В этом возрасте ребенок впервые 
понимает, что 
 это именно он, а не какой-то там Вася, совершает то 
или иное 
 действие, и выражается это в том, что он начинает 
говорить 
 о себе в первом лице: «Я бегаю», «Дай мне». Это 
возраст, когда 
 ребенок говорит о себе «Я», «Я сам!» и усиленно 
отстаивает 
 свою самостоятельность и независимость. Этот возраст
 называют 
 «первым трудным возрастом», потому что в это время 
появляется 
 упрямство, чрезмерное отставание собственных 
позиций, непослушание, 
 капризы. Вероятно, у ребенка в это время происходит 
некая 
 ломка самосознания, в результате которой он 
понимает, что 
 «ребенок Вася — это я». 
  И вот возникает вопрос, а не под влиянием ли 
взрослых ребенок 
 в первые годы своей жизни говорит о себе как бы со 
стороны? 
 Ведь это они, взрослые, называли его по имени, 
причем именно 
 когда говорили о его желании и действиях: «Дать Кате
 яблоко?», 
 «Катя пойдет гулять», и, что еще важнее, подавали 
ему пример, 
 говоря так о самих себе (ведь известно, что ребенок 
учится 
 говорить, слушая, как говорят взрослые): «Сейчас 
мамочка оденется 
 и покормит Петю», «Маме надо работать». И вот уже 
сам ребенок 
 говорит смешные «детские» фразы: «Кате надо 
погулять», «Кате 
 надо дать яблоко». (Слово «надо» в детской речи 
присутствует 
 очень часто, потому что так, как правило, говорят 
родители 
 о самих себе.) 
  Однако дети слышат, что взрослые между собой 
говорят иначе, 
 чем с ними, и постепенно переходят на «взрослый» 
язык. Неизвестно 
 только, проходит ли эта ломка без последствий. 
  А что если взрослые совсем откажутся от 
умилительных обращений 
 к ребенку по имени и станут говорить с детьми 
нормально? В 
 одной семье именно так и было принято: к детям, даже
 самым 
 маленьким, обращались как ко всем остальным членам 
семьи. 
 Ребенку никогда не говорили: «Мама Сашу оденет», а 
обращались 
 так: «Сейчас я тебя переодену, тогда ты будешь 
играть» и т. 
 д. И в результате ни один из шести детей трех 
поколений этой 
 семьи никогда не называл себя по имени, нарушая 
общеизвестный 
 закон: ребенок сначала говорит о себе в третьем 
лице, и лишь 
 потом, с развитием самосознания, говорит о себе «я».
 В этой 
 семье (и в других подобных семьях) не было признаков
 так называемого 
 «кризиса трех лет») отмеченного упрямством, 
негативизмом, 
 демонстративным, подчеркнутым употреблением слова 
«я» («Нет, 
 это я сделаю!», «Я сам приду!»). Хотя в остальном 
детей здесь 
 растили вполне традиционно: не особенно поощряли их 
самостоятельность, 
 всячески опекали) во многом ограничивали. Не было 
только обращения 
 к ним в третьем лице... 
  Видимо, в результате этого становление самосознания
 у ребенка 
 происходит раньше (ведь он уже с самого начала 
говорит о себе 
 как о личности, называя себя «я»). Надо сказать, что
 в норме 
 ребенок должен начать себя называть «я» не позже 
трех лет, 
 в противном случае можно предположить умственную 
отсталость 
 (кстати, психически больные взрослые называют себя 
по имени: 
 «Петя хочет гулять», «Миша хочет яблоко» и т. п.). 
  Норма есть норма, и, конечно, совсем не обязательно
 любое 
 раннее развитие говорит о том, что ребенок — 
вундеркинд в 
 том или ином смысле. Однако в упомянутой мною семье 
все дети 
 выросли очень независимыми, общительными, уверенными
 в себе 
 людьми, не боящимися жизни. У них было глубокое 
чувство собственного 
 достоинства, что очень ощущалось всеми окружающими 
их людьми. 
  Принято считать, что ребенку легче ориентироваться в
 том, 
 «кто есть кто», если он часто слышит, как мама 
называет себя 
 «мамой», папа — «папой», а его самого называют по 
имени, даже 
 когда о чем-то спрашивают («Что у Васеньки болит?», 
«Вася 
 хочет кутать?»). Но не происходит ли обратное, не 
создают 
 ли взрослые ситуацию чрезмерной психологической 
нагрузки) 
 обращаясь к ребенку и называя себя в третьем лице? 
Особенно 
 если в употреблении только такое обращение. Не 
обусловливает 
 ли это в какой-то мере и первый «трудный» возраст, 
который 
 иначе проявлялся бы в более приемлемой форме? 
 Мы недооцениваем наших детей, наделяя их порой 
способностями, 
 характерными для животных и совсем больных людей. И 
не стоит 
 ли если и не исключить полностью обращение к ребенку
 в третьем 
 лице, то хотя бы использовать также и другие 
варианты? 
	
	
	 |