Мы с проблемой аутизма ровесники, познакомились
больше сорока лет назад и связаны до сих пор, хотя встречаемся уже реже.
Во времена первой встречи у нас в стране проблема аутизма была еще
диковинкой – она не изучалась, литературы о ней не было, аутичные дети
были рассеяны по другим диагностическим рубрикам и никто не занимался
специально помощью им.
Аутизм не новое расстройство, а новый диагноз.
Такие дети были всегда, но ученые начали проявлять внимание к ним
сравнительно недавно. Некоторые психиатры описывали детей с поражениями
головного мозга, чье состояние очень напоминает то, что сегодня называют
аутизмом.
Каннер говорил, что умственное развитие при аутизме
существенно не страдает. Сегодня считается, что до 80 % аутичных детей
обнаруживают признаки умственной отсталости. Она может быть выражена в
разной степени и требовать разной помощи в зависимости от ее соотношения
с аутизмом.
Л. Каннер сообщил о 150 аутичных детях из
наблюдавшихся им за 30 лет двадцати тысяч маленьких пациентов. И сегодня
каждый детский психиатр мог бы рассказать, сколько аутичных детей он
видел за годы своей работы. Но это не ответ на вопрос о
распространенности аутизма.
Кажется, что, поняв причины, мы сможем лечить и
предупреждать нарушения. Однако это далеко не всегда так даже при
телесных расстройствах, а при расстройствах аутистического спектра тем
более. Трудно и едва ли правильно говорить о единых причинах ряда
расстройств, которые объединяются лишь внешним сходством.
С самого начала жизни ребенок не способен
устанавливать отношения с другими. Он живет как в раковине и не
воспринимает внешние раздражители, пока они не становятся сверхсильными
или болезненными.
В первые год-два многие родители не замечают
никаких отклонений или не расценивают как отклонение то, что замечают.
Нередко они вспоминают о том, что их удивляли и сердили подозрения
родственников о неблагополучии «абсолютно нормального ребенка».
Хотя мы и говорим об аутизме как о неспособности к
общению, ни сама эта неспособность, ни создаваемые ею одиночество,
изолированность никогда не бывают абсолютными. Элементы общения, попытки
вступить в контакт, реакции на других людей – все это можно видеть в
поведении аутичного ребенка.
Психологи говорят, что общение – это на 8 % слова,
на 35 % интонации и тон, а на остальные 57 % – язык поз и жестов. В
повести В. Аксенова «Звездный билет» герои играют в интересную игру – на
сколько разных ладов можно произнести слова «какая ты собака».
Мы уже говорили о неловкости и неуклюжести аутичных
детей. Стоит им начать что-то делать, как они выглядят маленькими
медвежатами. Мелкая моторика рук, так необходимая для рисования и
самообслуживания, очень несовершенна. Походка неловкая.
Здоровые дети обычно к трем годам уже уверенно
пользуются словом «я». Больше чем у половины аутичных детей появление
местоимения «я» задерживается до пятилетнего возраста, а примерно у
трети и дольше. Еще в 6–8 лет ребенок может называть себя по имени или
во втором и третьем лице.
Непереносимость перемен в окружающей обстановке –
феномен тождества – Каннер описывал как один из наиболее впечатляющих
симптомов. Ничего, казалось бы, не замечающий, безразличный к
окружающему миру ребенок без каких-либо понятных взрослым причин, ни с
того, ни с сего внезапно возбуждается, кричит, плачет, как будто
протестует против чего-то.
Слово ритуал здесь подразумевает не служащее
некоей осознаваемой цели выполнение правил и обрядов, а лишь внешнюю
сторону поведения. Это раз от разу повторяющиеся с точностью клише
стереотипные действия.
Игра заполняет все пространство жизни ребенка, и
любое дело, даже самое далекое от игры, он превращает в игру. Она не
пустое времяпрепровождение, не баловство во взрослом смысле слова. Она
сама жизнь. «Понимание атома – детская игра по сравнению с пониманием
детской игры», – заметил Альберт Эйнштейн. Как же играют аутичные дети?
Аутистические черты выступают очень ярко и
привлекают к ребенку внимание тем, что его поведение направляется не
принятыми правилами и даже не доступными пониманию капризами, а
закрытыми и непонятными для других мотивами и механизмами.
Говоря об аутичных детях, чаще всего подчеркивают
впечатление непонятности – «странный», «не такой, как все»,
«чудаковатый», «нелепый». Человеку, глядящему со стороны, поведение и
переживания кажутся хаотическим набором нарушений, каждое из которых
само по себе невыгодно отличает ребенка от сверстников.
Помощь аутичному ребенку можно сравнить с
распутыванием клубка – прежде всего надо найти конец, за который можно
ухватиться. Но как раз это-то очень трудно.
Никогда не жду при первой встрече услышать
определенное и исчерпывающее описание нарушений. Вижу, как борются
желание прояснить положение дел и страх, что открытый рассказ приведет к
установлению тяжелого диагноза. Да и может ли быть иначе?
