Непереносимость перемен в окружающей обстановке –
феномен тождества – Каннер описывал как один из наиболее впечатляющих
симптомов. Ничего, казалось бы, не замечающий, безразличный к
окружающему миру ребенок без каких-либо понятных взрослым причин, ни с
того, ни с сего внезапно возбуждается, кричит, плачет, как будто
протестует против чего-то. И только случайность или внимательный анализ
позволяют заметить, что причиной было совершенно незначимое для взрослых
изменение, например исчезновение с вешалки годами висевшего старого
зонтика. Ребенок будто направленно стремится поддерживать неизменность
окружающего мира. Непонятно только почему это упирается в такие детали?
Мои пациенты и их родители помогли мне увидеть и понять, что феномен
тождества при всей его яркости – лишь одно из проявлений в целой гамме
восходящих к общему корню особенностей отношений с окружающим миром.
Аутичный ребенок плохо переносит изменения вообще.
Он как бы застревает на том, что стало доступно его восприятию и
переживаниям – ему недостает гибкости и подвижности в восприятии нового.
Стремление избегать нового, придерживаться знакомого, сохранять
неизменность условий существования проявляется на самых разных уровнях
и, как и многие другие особенности поведения, легко становится
стереотипным.
Уже при введении прикорма некоторые виды пищи
приходятся ему не по вкусу. Так бывает почти у всех детей, но обычно
достаточно быстро удается преодолеть это отвергание, приучить к новой
пище. Аутичный ребенок отвергает однажды отвергнутое и придерживается
однажды сделанного выбора (хотя это и не в полном смысле слова выбор –
скорее вынужденность) многие годы. Один не ест ничего белого, другие
только белое и едят; один питается только картофелем фри, другой –
только пюре. Не меньше трудностей возникает с одеждой. Переодеть
аутичного ребенка во что-то новое часто просто невозможно: штаны,
колготки, обувь занашиваются до дыр, но сменить их не удается. Это
создает массу трудностей, особенно если принять во внимание стремление
родителей хотя бы при помощи одежды как-то компенсировать, сгладить
впечатление необычности ребенка.
Аутичный ребенок обычно равнодушен к игрушкам. Но
попытка лишить его камушка, веревочки, бумажки и т. д., с которыми он не
расстается, приводит к протесту и скандалу.
Излюбленные маршруты не меняются месяцами и годами,
хотя невозможно понять, что же привлекает в них. Переезд на новую
квартиру, смена мебели вызывают явное напряжение; в течение нескольких
месяцев ребенок ищет постоянно листаемую им книжку на том месте, где она
была в прежнем доме или до появления новой мебели.
При этом ко многим другим часто гораздо более ощутимым и значительным переменам ребенок остается безразличен.
Какими бы разными ни выглядели все эти особенности,
за ними можно увидеть общий механизм. Окружающий мир для ребенка
выглядит хаосом – отдельные вещи существуют сами по себе, не
складываются в целостную картину, в единый образ. Этот непонятный и
непредсказуемый мир пугает – он слишком изменчив. Постоянные и
неизменные элементы, особенно чем-то приятные или привлекательные (может
быть, просто своим постоянством), дают чувство стабильности и
безопасности. Как за соломинку, ребенок держится за все
успокаивающе-постоянное, знакомое. Вот почему старая шляпа, прочно
прижившаяся на шкафу в коридоре и не привлекающая внимания взрослых,
может оказаться знаком безопасности, а ее исчезновение – сигналом
тревоги. При тяжелых формах аутизма, когда ребенок не умеет понять и
выразить свои чувства, разглядеть это бывает трудно. Но вот что
рассказывает психолог Ольга Писарик о мальчике с синдромом Аспергера:
«Он построил модель этой жизни из Лего. „Это я", – сказал
мальчик, указывая на скелет, заключенный в квадратное строение с
высокими стенами. С задней стены свисала серая цепь, а провисающая
черная сетка образовывала крышу. Рядом, снаружи стены, две фигуры –
мужчина в красной бейсбольной кепке и женщина, подносящая к губам
прозрачный бокал – стояли возле голубой просвечивающей сферы,
наполненной маленькими золотыми монетами. „Это, – продолжал мальчик –
нормальная жизнь". Перед скелетом располагались более низкие стены между
двумя колоннами, через которые внутрь заглядывала женщина с
темно-русыми волосами, убранными в хвост, размахивающая желтой
расческой. „Это моя мама, только ей разрешено заходить внутрь". Когда в
разговоре с мальчиком взрослый предположил, что, возможно, стены можно
убрать, тот ответил: „Я не могу убрать стены, снаружи слишком много
опасностей"».
В непереносимости нового и стремлении поддерживать
неизменность окружения утрированно отражается то, что присуще всем
людям. Земляк, на которого мы в родном городе и внимания не обратили бы,
вдали от него воспринимается едва ли не как близкий родственник. Если в
родном городе на хлебном магазине написано «Булочная», в новом городе
мы оглядываемся в поисках такой же вывески, а обнаруживая вместо нее
«Хлеб», испытываем легкий укол не лишенного тревоги удивления. Занятые
своими серьезными взрослыми делами, мы достаточно легко вытесняем эти
мелочи из сознания. Но дети гораздо более чувствительны к ним и удивляют
взрослых своей наблюдательностью. Сложный и большой мир не только
интересен, но и настораживает. Свойственная части людей жажда новизны
удовлетворяется не только самими по себе новыми впечатлениями, но и
известным щекотанием нервов. А вот для аутичного ребенка эта обычная, но
пугающе-непонятная и переменчивая жизнь создает перегрузку новизной,
потребность в успокаивающей стабильности. Его непонятный для взрослых
консерватизм – не выходка, не шалость, не блажь, а лишь попытка
сохранить или вернуть чувство постоянства и безопасности. Эти попытки
могут принимать и ритуализованные формы. |